Альковные секреты шеф-поваров - Страница 33

— Спасибо, Дэнни. Но… не надо. Мы оба понимаем, что происходит. Весело проводим время, помогаем друг другу выбраться из дерьма, вернуть самоуважение. Вот и все. Давай оставим все как есть… А там посмотрим.

— Конечно!— согласился Скиннер, быть может, слишком поспешно.

Судя по сухой усмешке, скривившей губы Шеннон, его энтузиазм не остался незамеченным. Но в глубине души он и вправду продолжал отчаянно, вопреки логике, ждать звонка Кей.

— Ты права,— вздохнул он, чувствуя, что заезжает в неприятный тупик.— Отношения между двумя брошенными людьми — темное дело. Не будем торопиться… Ты ведь с Кевином долго встречалась?

— Три года.

— Скучаешь по нему?— спросил он, думая о Кей.

— Да, наверное. Хотя к этому давно шло, мы оба понимали. Однако ни исправить, ни закончить не могли. Я поначалу даже облегчение испытала. Его ведь последние месяцы как будто не было, пустое место… По правде говоря, мне Рут не хватает больше, чем Кевина.— Глаза Шеннон превратились в узкие бойницы.— В конце концов, эта подлая, грязная, лживая, ничтожная шлюха была моей лучшей подругой.

Она потеряла обоих в один заход. Двух зайцев одним выстрелом. Одной папкой, так сказать… А я потерял Кей. Которую любил, конечно, но как-то наперекосяк. Я, похоже, не способен любить по-настоящему — пока не обрету мир, не узнаю своих корней. Пока не разыщу отца. Надо встретиться с этим гребаным спившимся поваром, вытрясти из него правду. Пусть уж лучше он, чем де Фретэ…

Они улыбнулись друг другу, и Скиннер предложил переместиться в таверну «Архангел».

— Да ну,— скривилась Шеннон.— Выше по улице есть классный бар, там сегодня все коктейли в полцены.

Расставшись с Кевином, она тоже постоянно искала забвения на дне бокала, что лишь повышало ее привлекательность в глазах Скиннера.

— Подожди, когда увидишь эту таверну! Знаешь, какая прикольная атмосфера? И публика очень интересная,— настаивал он, думая о встрече со старым поваром.

— Ладно, уболтал. Пошли!— согласилась она с легким задором, который он так любил. И которого особенно не хватало Кей… Вернее, задор испарился потом, угрюмо подумал Скиннер. А поначалу все было замечательно.

Они шли к вокзалу по мостику над дорогой. Скиннер колебался: стоит ли взять ее за руку? Или обнять? Это было бы странно. Как-никак они работали в одном офисе, за соседними столами… Близость, возникшая в уютном пабе, развеялась на мокром ночном ветру, как в голливудском мюзикле, где герой кружит героиню в романтическом танце, поет о любви, глядит ей в глаза — и отталкивает в неловком смущении, когда смолкает последний аккорд.

Они спустились на улицу Маркет, и Скиннер почувствовал первые признаки волнения: сейчас он увидит Сэнди! А вот и стеклянная дверь таверны. Он толкнул ее и пропустил Шеннон вперед.

Старая пьяная рожа. Яблочко от яблони…

Скиннер сразу узнал Каннингам-Блайта, хотя раньше его в глаза не видел. Вряд ли, однако, это было вызвано фамильным сходством или точностью описаний бармена, в которой, кстати, сомневаться не приходилось. Просто в толпе посетителей сразу выделялась пустая зона, где в окружении незанятых стульев, словно под защитой силового поля, сидел и бормотал одинокий старик.

Кивнув давешнему бармену, успевшему переодеться в клетчатую рубашку, Скиннер заказал себе пива и водки с «колой».

— А я буду лимонад и двойное виски.— Шеннон указала на полку.— Например, «Тичерз».

— Поосторожнее с этой отравой. От нее простата разрушается.

— Дэнни, у меня нет простаты!

— Ну вот, допрыгалась!— Скиннер довольно осклабился, и они прошли к пустующим стульям.

Сэнди Каннингам-Блайт улыбнулся им тепло и открыто, как пожилой фермер, наконец дождавшийся гостей. Это был кряжистый небритый горбун с обширной плешью, обрамленной грязно-серыми патлами. Его немногие уцелевшие зубы поржавели от никотина, а из черных дыр между ними сочилась густая пьяная вонь. Рубаха была мятая, защитного цвета куртка мешковата, позорные брюки заправлены в старые ботинки и замурзаны до черноты. Он был явно из тех людей, что ощущают себя тем комфортнее, чем сильнее отвращение окружающих. Но гвоздем композиции было, конечно, лицо, тут бармен не солгал. Как говорится, «отмечено печатью порока», думал Скиннер, разглядывая чудовищные рытвины и морщины. Старик между тем не сводил липких глаз с Шеннон.

— Давай, красавица, садись поближе,— позвал он с бесстыжей ухмылкой.

Шеннон фыркнула и отвернулась. Старик протянул руку, тронул ее за плечо:

— Зовут-то как, красавица?

Она жалобно посмотрела на Скиннера, словно говоря: давай пересядем! Затем с каменной вежливостью бросила через плечо:

— Шеннон.

Скиннер подвинулся вместе со стулом, чтобы образовать кружок; его подруга тоже вынуждена была повернуться.

— Великая река родной Ирландии,— мечтательно промямлил забулдыга, пустив слюну на подбородок. И процитировал: — «Уж не слышать ему, как чайка кричит над бурливой волной Шеннона…». Твоя семья с Изумрудного острова?

— Нет, Ирландия ни при чем. Отец в народном ансамбле играл, обожал песни Дэла Шеннона. Назвал меня в его честь,— объяснила она сквозь зубы.

Сэнди Каннингам-Блайт был разочарован: плечи повисли, из груди вырвался ароматный вздох. Затем глаза его ожили.

— А где твой дом, прекрасная беглянка?

— В Медоубруке,— ответила Шеннон, слегка оттаяв. В конце концов, он был всего лишь безобидным хроником.

Скиннер между тем не спускал жадного взгляда с Сэнди Каннингам-Блайта.