Альковные секреты шеф-поваров - Страница 63

— Я СВЕРХУ! Я СВЕРХУ, СКИННЕР, СУКА! ТЫ ПОНЯЛ, БЛЯ?! Я СВЕРХУ!

И вот уже она меня трахает как исступленная — вернее, саму себя вгоняет в горький острый оргазм… А кончив, просто отлипает от меня, словно изолента, и мне ничего не остается, как додрачивать самому. Сперма стреляет в потолок, брызги попадают ей на ляжку — она их смахивает с брезгливой гримасой и вытирает руку о покрывало. А потом одевается и молча уходит — вот что самое страшное! И на следующий день в столовой мы ведем себя так, будто ничего не случилось.

А я украдкой поглядываю на Кибби, отмечая свежие царапины и следы укусов.

Все у нас с Шеннон наперекосяк. Мы больше не друзья. Всякий раз, когда она заходит в комнату, я вспоминаю песню Дэнди Уорхола:

Когда-то давно

Дружили с тобой,

Теперь о тебе перестал вспоминать.

Случится опять

Открытку послать —

Короткой и вежливой будет она.

Ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла…

Сейчас Шеннон надулась и молчит. Мы сидим в загнивающей литской питейной «Виноград». Отделка здесь как в аэро-вокзалальном буфете — для пассажиров невысокого полета. Изобилие хрома и стекла, полированные деревянные столы. Стулья и пол весьма потрепаны, а в воздухе синева от табачного дыма. Паршивые одежды посетителей — по последнему писку трущобной моды улицы Джанкшн — говорят об уровне заведения красноречивее цен, написанных мелком на черных дощечках: слабенький лагер — фунт сорок девять за кружку, «Стелла Артуа» — фунт девяносто. Я дую «Джек Дэниэлс» и запиваю сидром «Балмерз». Шеннон сидит рядом и хмуро налегает на виски «Бушмилл». Чтобы ее развеселить, я записываюсь в очередь на караоке. К стойке приближается знакомая фигура — будь я проклят, если это не старый приятель Дэсси Кингхорн! Я церемонно киваю. Гондон отвечает с не меньшей вежливостью.

— Дэсси!— кричу я, подталкивая Шеннон к нему.— Как поживаешь?

— Спасибо, хорошо.

Они с Шеннон обмениваются неловкими взглядами. Я поворачиваюсь к ней.

— Познакомься, это Дэсси Кингхорн. Мой старый друг. А это Шеннон. Моя… коллега, ха!— Я смеюсь, Шеннон кисло морщится.— Дэсси тоже своего рода коллега. Представитель осведомленных верхов, знаток современного стиля,— продолжаю я, оглядывая его с головы до ног: побитые старые джинсы, потная футболка, словно снятая с гнойного бразильского бомжа. Плачевная безвкусица.

— Отвали, Скиннер!— шипит он.

— Зачем так, Дэсмондо! Давай по пиву.— Я подзываю барменшу.— Кружку вашего лучшего лагера для моего друга Дэсси Кингхорна! Несите «Стеллу»… нет, «Карлсберг Экспорт»! Для такого парня ничего не жалко!— Я поворачиваюсь к нему.— Все еще в страховых агентах ходишь, Дэсси?

Никогда раньше не замечал, какие злобные у него глазки: буравят меня с откровенной ненавистью. Его рот судорожно открывается, как у психов, что симулируют сердечный приступ, прежде чем начать размахивать кулаками.

— Меня сократили… А пить я с тобой не буду! Вообще тебя знать не хочу.

— Забавно, забавно. А я вот, наоборот, недавно повышение получил. Правда, Шеннон?

Она молчит и смотрит на меня также пристально, как Кингхорн.

— Зарплату здорово прибавили,— продолжаю я.— Но ты меня знаешь: ни гроша не остается. Дорогие привычки!— Я оттопыриваю лацкан нового итальянского пиджака «Си-Пи Кампани».— А я не ропщу, несу свой крест.

— Предупреждаю, отвали!— Глазки Кингхорна сощуриваться.— Не будь ты сейчас с девчонкой…

Я открываю рот, чтобы обстебать оголтелый сексизм его замечания, но тут коротышка, который командует караоке, поднимает карточку и кричит:

— Дэнни Скиннер!

— Извини, дружище, надо отлучиться. Я еще вернусь!

Одарив его улыбкой, я взбегаю на сцену. Коротышка дает мне микрофон.

— Меня зовут Дэнни Скиннер!— кричу я, привлекая внимание разновозрастных оборванцев.— Эта песня посвящается моему непутевому другу Дэсси. Он сейчас на мели, пожелаем ему удачи!

Я подмигиваю Кингхорну, которого, похоже, вот-вот хватит апоплексический удар, и проникновенно затягиваю «Нечто красивое» Робби Уильямса.

Чуде-ес не создашь механически —

Сюжет драматический,

Простой.

Любо-овь наша стала практической…

Сугубо физической,

Пустой.

Я смотрю на Шеннон — ее лицо так искривлено, что и не узнать.

Перебира-аешь знакомых ты —

Никто из них

Любви не даст.

И перед сном в темной комнате

Ревешь тайком

Каждый ра-а-аз.

Повернувшись к Дэсси, я простираю руку ладонью вверх — и с подчеркнутым пафосом, форсируя голос, выдаю припев:

Если утром неохота вставать,

Потому что пуста-а кровать,

Если страх… (указываю пальцем на Дэсси)

Боль… (повторяю движение)

Горе и слезы

Победили тебя (снова жест в сторону Дэсси)

И надежда ушла —

Ты найдешь лю-бовь непременно!

Не успеет заалеть закат…

Десси теряет терпение и бросается в атаку. Не выпуская микрофона, я поднимаю руки в боксерскую стойку. Он начинает работать кулаками и пару раз пробивает мою защиту: сначала прямым, потом сбоку в челюсть, как в старые добрые времена на стадионе «Лит-Виктория», однако я по-прежнему удерживаю микрофон:

Диджей учил нас по радио…

Командир караоке выдергивает штепсель. Звук пропадает. Я бросаю микрофон на сцену и развожу руками, невинно улыбаясь. Дэсси пытается лягнуть меня в живот, но промахивается и чувствует себя как последний идиот.

— Ты подонок, Скиннер!— кричит он в бессильной злобе. А потом разворачивается и, отпихнув командира караоке, покидает сцену. Вот артист!