Альковные секреты шеф-поваров - Страница 49

Ну, держитесь, крестьяне! Это вам не овец пердолить!

Уклонившись от здоровенного мужика в черной куртке «Стоун-айленд», Скиннер ввязался в хлесткую схватку с бритоголовым парнишкой, отличавшимся большими зубами, красным свитером «Пол Шарк» и злобными глазами хорька. Поначалу Скиннер дрался внимательно и расчетливо, держал стойку, но шустрый хорек зарядил ему правой в нос, так что брызнули слезы — и Скиннер начал молотить наугад, как последний новобранец.

Вот сука…

Получив две хорошие плюхи — сперва в глаз, потом в подбородок,— Скиннер пошатнулся и увидел блеклый натриевый фонарь на фоне сумеречного неба — выходило, что он уже лежал на спине. Ноги не слушались. Он понял, что встать не удастся, и сгруппировался в позе зародыша. В конце концов, бояться не следовало: за последствия должен был ответить кое-кто другой. Да, именно так — Кибби был обречен страдать от побоев, ибо Скиннер, всемогущий Скиннер, получил дар неуязвимости, как ни безумно это звучало!

Давайте, абердинцы, топчите от души!

После серии тяжелых пинков один из головорезов прокричал:

— Хватит с него, оставили!

Заткнись! Вот идиот…

Град ударов утих, а потом и вовсе прекратился. Завыли полицейские сирены.

Кибби теперь должен этим любителям овечек бутылку поставить. Ишь, чистюлька, здоровячек…

Скиннер поначалу решил, что его пырнули заточкой: некоторые удары были слишком остры, не похоже, чтобы били кулаком или ботинком. Но когда санитары помогли ему подняться, крови на асфальте не осталось. Подоспевшие полицейские вырвали его из заботливых рук эскулапов, заковали в наручники — и вместо кареты «скорой помощи» он оказался в черном воронке, где его пристегнули к железному брусу под потолком. Прощай, новая рубашка, думал он, щуря запухший глаз. Адреналиновая анестезия выветрилась; в голове ухало, бока горели.

Сидевший рядом абердинский спарринг-партнер протянул ему сигарету.

— Что, жив?— спросил он с сочувствием.

Скиннер благосклонно принял подарок и похвалил тактическую смекалку абердинцев:

— Неплохая атака, молодцы.

— Блин, ну тебя круто отпрессовали!

— Профессиональные издержки. Переживу. Литская закваска — это тебе не жуки-пуки!— Он ухмыльнулся сквозь сладкую боль.

Надеюсь, что в Фезерхоле закваска не хуже — во имя кое-чьего благополучия.

— Классный прикид!— Скиннер указал на куртку абердинца.— «Пол Шарк», новая модель?

— Ну!— расцвел тот.— Недавно в Лондоне купил.

Скиннер попробовал улыбнуться в ответ, но лицо слишком болело. Ничего, подумал он, скоро пройдет. По крайней мере у меня.

Ян Букан не мог понять, почему Брайан так поспешно смылся с конвента. Может, надо было пойти за ним? Вот ведь — удрал не попрощавшись, да еще в компании чокнутого кекса… Что бы это значило? А вдруг Брайан — голубой? Нет, не может быть! Его всегда интересовали девчонки. Например, Люси. Или красотка, что с ним работает — все уши о ней прожужжал. А с другой стороны, бывают всякие случаи… Бывает, с женщинами не получается…

Ян вернулся в гостиницу, но в номер заходить не стал. В конце концов, Брайан взрослый человек, пусть занимается чем хочет. Вернувшись к реке, он постоял на набережной, любуясь отражением лунного света в черных волнах. Рядом шумел недавно открывшийся бар, отделанный хромом и стеклом в согласии с водной темой.

Брайан сейчас, наверное, с этим типом…

В баре гуляли братья-стартрекеры. Ян присоединился к ним и просидел до закрытия. Веселье переместилось в гостиницу. Проснулся он в чужом номере, полностью одетый, рядом с похрапывающим стартрекером, которого он едва знал.

В номере этажом выше солнце осторожно просунуло лучи между занавесками. Брайан попытался приподнять голову, но изломанное тело огрызнулось, как зверь. Он с ужасом вспомнил вчерашний конвент: ему было дурно и тоскливо, а потом еще странный тип начал щипать за задницу. Такого унижения он стерпеть не смог — развернулся и ушел в гостиницу, даже не предупредив Яна… И вот теперь кровать друга пуста, даже не разобрана.

Усатый извращенец попытался пройти с ним в гостиницу, щипался, шептал на ухо чудовищные гадости про секс. Кибби передернулся, вспомнив немыслимое «вжалю тебе в очко, будешь скулить, как щенок».

— ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ!— заорал он типу в лицо. И со слезами на глазах убежал наверх, оставив преследователя посреди оживленного фойе на всеобщее обозрение.

Вернувшись в номер в раздерганном состоянии, Кибби залез в кровать и сжался в комок под одеялом. Но вместо освежающего забытья пришла тупая бессонница: он лежал и моргал, словно только что пережил дорожную аварию. Рот и носоглотка пересохли, на зубах хрустел песок. Сердце прыгало зайчиком, норовя вскочить в самое горло. Он потянулся к стоявшему на тумбочке графину — там было пусто. Мысль о том, что надо встать и напиться, показалась чудовищной. Перетерплю, подумал он. Однако во рту делалось все суше. Начался мучительный кашель. Пришлось подниматься, ковылять к мини-бару, искать минеральную воду, хотя ноги и спина болели невыносимо, а в голове полыхал костер.

Губы распухли и онемели: пытаясь напиться, он пролил воду и вымочил пижаму на груди.

Занялся бледный рассвет, постепенно разгоревшийся в ослепительное утро. Кибби так и не уснул — только стонал, втирая в глаза фантомную пыль бессонницы, да ворочался в пропотевшей постели, словно выброшенный на берег дельфин.

Когда в дверь постучали, он с трудом встал, чувствуя, как невидимые барабанщики выбивают дробь на спине, ногах и руках. На пороге стоял Ян. Увидев Кибби, он вытаращил глаза и скривился от ужаса.